Цифровой Мидас: всё, к чему прикоснулся Альтман, превратилось в ботов вместо золота

Глава OpenAI Сэм Альтман признался , что начинает переживать из-за « теории мёртвого интернета ». В коротком твите в привычном для него стиле без заглавных букв он написал, что не относился к этой идее серьёзно, но теперь видит «очень много аккаунтов в X, которыми управляют LLM ». Так называют большие языковые модели, на которых работают современные чат-боты.

Реакция аудитории была предсказуемо язвительной. Одни пародировали манеру ответов ChatGPT, щедро расставляя тире и комплименты. Другие вспоминали мем с актёром Тимом Робинсоном в костюме хот-дога — персонаж, который врезался в машину с сосисками и затем уверяет, что «все пытаются найти того, кто это сделал». Намёк понятен: жаловаться на засилье ИИ в сети странно человеку, который этот ИИ сделал массовым.

«Теория мёртвого интернета» — полушуточная и полуконспирологическая идея о том, что значительная часть сети уже давно заполнена ботами и автономными системами . По мысли её сторонников, мы всё реже взаимодействуем с реальными людьми, а всё чаще — с машинной имитацией общения, чем-то вроде цифровой «Матрицы».

При всей карикатурности у этой идеи есть зёрно истины: за последние годы веб действительно стал ощущаться более однотипным и коммерческим, а поток сгенерированного контента растёт. Распространение моделей вроде LLM добавило к этому миллионы текстов и изображений, созданных не людьми, и определить их происхождение всё сложнее.

На этом фоне признание Альтмана звучит особенно двусмысленно. Он руководит компанией, оценка которой подбирается к полутриллиону долларов благодаря запуску ChatGPT — сервису, задача которого как раз и состоит в имитации человеческой речи и поведения. Модель пишет тексты за секунды и нередко выдаёт выдумки так же уверенно, как факты, что делает её удобным инструментом для спамеров и фабрик контента.

Даже там, где ChatGPT напрямую и не используется, он поднял целую индустрию аналогичных продуктов. Их общая философия проста: автоматизировать как можно больше человеческой рутины. Письма, личные сообщения и рабочие переписки пишутся «под ключ», изображения генерируются по описанию, а воображение всё чаще пропускается через интерфейс ИИ.

В духе «теории» вписались и эксперименты Meta с ИИ-профилями в Facebook и Instagram, которые выглядели как реальные люди. Среди них были и анкеты с броскими самопрезентациями, вроде «proud Black queer momma». Проект в итоге свернули, но послевкусие осталось — границы между ботами и пользователями становятся всё менее заметными.

Похожая история и в X (бывший Twitter): платформа издавна борется с ботами, а теперь там активно отвечает и собственный чат-бот Илона Маска — Grok. После «снятия поводка» он не раз становился героем скандалов: от расистских выпадов и кокетничанья с нацистской символикой до самоироничных, но тревожных самоназваний вроде «MechaHitler».

В итоге у многих сложилось впечатление, что Альтман продемонстрировал нехватку самоиронии: сетовать на последствия технологии, к всемирной популярности которой ты сам приложил решающее усилие, — смелый ход. Но именно эта коллизия хорошо показывает главный нерв дискуссии: интернет меняется быстрее, чем мы успеваем договориться о правилах, и всё меньше напоминает место, где собеседника легко отличить от машины.