Знаете, есть у меня одна навязчивая мысль. Появилась она года три назад, и теперь не дает покоя. Представьте себе: завтра человечество вдруг теряет всю память. Ну, то есть совсем всю. Библиотеки горят, интернет исчезает, а у людей в головах стирается абсолютно все. Остаются только базовые инстинкты да способность заново учиться.
Странная фантазия, согласен. Пришла в голову как-то раз, когда слушал спор коллег. Один доказывал что-то про Большой взрыв, другой горячился про божественный замысел. И тут меня осенило: а что, если устроить этим идеям краш-тест? Стереть все с чистого листа и посмотреть, что вернется?
Что же произойдет дальше? Какие знания восстановятся, а какие канут в небытие? Тут-то и начинается самое любопытное.
Наука вернется. Медленно, болезненно, через века — но обязательно вернется. А вот религия... Религия будет совершенно другой. И именно поэтому я не стану религиозным. Дело не в том, что я против веры как таковой — просто мне важна истина, которая не зависит от того, где ты родился.
Великое стирание: что исчезнет навсегда?
Итак, представим этот апокалипсис знаний. Не конец света, нет — просто глобальное переформатирование. Человечество остается, но вся информация пропадает.
Никто не помнит Ньютона. Что такое ДНК — тоже забыто. Нет Библии, Корана, Торы. Зевс, Один, Кришна — все эти имена исчезли из памяти. Чистый лист.
И вот что удивительно: некоторые знания начнут возвращаться в точности такими же, а другие... другие родятся заново и будут совершенно иными. Как будто есть два типа информации — одна записана в самой структуре мира, другая живет только в наших головах.
Первым делом люди заметят простые вещи. Камни падают вниз — это факт. Огонь жжет — тоже неоспоримо. Вода течет с гор к морю — элементарно. Начнут искать закономерности, потому что выживание зависит от способности предсказывать. Кто лучше понимает погоду, тот успешнее охотится и сеет.
Потом появится математика. Возможно, с другими символами, в иной последовательности — но дважды два все равно даст четыре. Почему? Да потому что числа мы не изобретаем, мы их находим. Они как-то зашиты в саму реальность.
Меня всегда поражало это свойство математических истин. Пи везде равно 3,14159... — хоть в древней Греции, хоть в современной России. Теорема Пифагора работает и для египетских пирамид, и для небоскребов. Это знание словно вплетено в ткань вселенной.
Возвращение науки: долго, но неизбежно
А дальше начнется по-настоящему захватывающее.
Люди снова изобретут линзы и увидят в микроскоп бактерии. Откроют химические элементы — может, в другом порядке, но те же самые. Водород останется водородом, кислород — кислородом. Атомы не изменятся от того, что мы о них забыли.
Заново сформулируют закон всемирного тяготения. Возможно, не F = ma, а как-нибудь по-другому, но суть та же. Яблоки будут падать с яблонь по тем же правилам. Гравитации все равно, как мы ее называем.
Кстати, помните историю с Галилеем? Получил телескоп — и сразу в небо смотреть. Не просто любопытства ради, а систематически изучать. Спутники Юпитера, фазы Венеры, лунные кратеры. Каждое наблюдение подтверждало теорию Коперника. Не потому что Галилей так хотел — просто таковы были факты.
Мой внук (четыре с половиной года) постоянно проводит такие эксперименты. Бросает игрушки, смотрит, как падают. Пытается запихнуть квадратный кубик в круглую дырку. Это же чистой воды научный метод! Гипотеза, эксперимент, вывод.
Недавно спросил: "Дедушка, а почему вода мокрая?" И я понял — вот оно, рождение ученого. Ребенок интуитивно чувствует: у всего должно быть объяснение. Мир устроен по правилам, которые можно понять. Этот инстинкт — основа науки.
Дети — прирожденные исследователи, пока взрослые не отучат их задавать неудобные вопросы.
Человечество снова дойдет до электричества, радиоволн, ДНК. Поймет, что Земля крутится вокруг Солнца. Может, займет тысячи лет, но обязательно дойдет. Реальность терпеливо ждет, когда ее снова откроют.
И самое поразительное — все эти открытия будут сделаны независимо в разных уголках планеты, но приведут к одинаковым результатам. Как уже бывало: Ньютон и Лейбниц независимо создали матанализ, Дарвин и Уоллес одновременно пришли к эволюции. Истина притягивает разные умы.
Что станет с религией: новые боги для новых племен
А теперь о религии. Тут картина кардинально меняется.
Конечно, люди снова начнут верить. Куда деваться? Страх перед неизвестным, жажда утешения, поиск смысла — это же базовые потребности. Религиозное чувство настолько глубоко в нас сидит, что его можно считать универсальным.
Но конкретные формы веры будут абсолютно другими.
Может, станут поклоняться духу ветра, который дождь приносит. Или богу молний из облаков . Создадут мифологию вокруг звезд, решат, что души умерших в деревья превращаются. А может, придумают, что сны — это путешествия в параллельные миры, где предки живут.
Читал недавно про изолированные племена Амазонии — у каждого своя космогония, свои боги, свои представления о загробной жизни. И все искренне верят в свои версии истины. Каждая религия отражает опыт конкретного народа, его страхи и надежды.
Новые религии будут зеркалом новых культур. Народы у моря создадут морских богов, горцы — горных. Кочевники придумают подвижных духов, земледельцы — богов плодородия, привязанных к земле. И каждая группа будет считать себя носителем единственной истины.
Даже сейчас это видно. Христианство в России не похоже на бразильское, а то — на эфиопское. Одна религия, но сколько интерпретаций! А ведь есть общий исходник — Библия. Что же будет без исходника вообще?
Не будет ни Иисуса, ни Мухаммеда, ни Будды. Не потому что они были неправы — просто их конкретные истории, слова, учения не восстановятся. Появятся новые пророки с новыми откровениями. И их последователи будут считать эти откровения такими же истинными, как мы считаем наши сегодня.
Это не значит, что религиозный опыт ненастоящий. Чувство трансцендентного, переживание священного, потребность в смысле — все реально. Но конкретные формы этих переживаний определяются культурой, историей, географией. Они не восстанавливаются — каждый раз создаются заново.
Главное различие: что можно проверить, а что нельзя
Вот тут и спрятана ключевая разница, которая меня так волнует.
Наука восстанавливается, потому что описывает объективную реальность. Гравитация работает одинаково везде — в Африке и Сибири, для христиан и атеистов, для людей и камней. Электрон везде имеет одинаковый заряд, плевать ему на мнение исследователя.
Религия не восстанавливается — пересоздается. Потому что отражает не объективные законы вселенной, а субъективные потребности конкретных людей в конкретное время. Это как разница между картой местности и самой местностью. Местность остается той же, карты могут быть разными — в зависимости от картографа и целей.
"А вдруг религиозные истины тоже объективны, просто мы их неправильно понимаем?" — спросит кто-то. Тогда почему они не воспроизводятся независимо? Почему люди, выросшие в изоляции, не приходят к одинаковым религиозным выводам? Почему христианство возникло именно в Палестине первого века, а не в Китае или Австралии?
Я не хочу принижать религию. Она важна: утешает, объединяет, дает моральные ориентиры, помогает справляться с экзистенциальным ужасом. Но научная истина и религиозная — разные вещи. Одна проверяема и универсальна, другая личностна и культурно обусловлена.
Смотрю на двухмесячную внучку и думаю: она родится в мире готовых ответов — и научных, и религиозных. Но если бы все знания исчезли, она бы заново открыла те же законы физики. А бога придумала бы совершенно другого. Этот факт говорит о природе двух типов знания больше любых философских трактатов.
Еще меня поражает другое. Научные открытия часто противоречат интуиции. Квантовая механика — абсурд для здравого смысла. Теория относительности кажется бредом. Эволюцию долго не принимали — слишком неудобна для человеческого самолюбия. Наука заставляет менять взгляды, даже когда не хочется.
Религия же часто говорит приятные вещи. Что мы особенные, что у нас бессмертная душа, что справедливость восторжествует. Понятно — религия, которая бы говорила только гадости, просто не выжила бы.
Личный выбор: почему для меня это важно
В пятьдесят лет я перестал бояться того, что могу ошибаться в вопросах веры.
Наоборот, понял: нежелание признавать сомнения — признак слабости мышления, а не силы. Сильный ум живет с неопределенностью, слабый требует абсолютных ответов на все.
Мне нравится, что истина не зависит от места и семьи рождения. Что законы природы работают одинаково для всех людей планеты. Что знания можно проверить, воспроизвести, передать другим. Эта универсальность дает ощущение твердой дороги под ногами, а не блуждания в темноте собственных предрассудков.
Раньше меня раздражали люди, которые говорили: "Все относительно, у каждого своя правда." Теперь понимаю — они отчасти правы в вопросах морали, эстетики, смысла жизни. Но есть вещи, которые от мнений не зависят. Земля крутится вокруг Солнца независимо от того, что думает папа римский или какой-нибудь аятолла.
Религиозные истины, какими бы глубокими ни были, привязаны к культуре. Христианин верит в одно, мусульманин — в другое, буддист — в третье. Каждый приведет убедительные аргументы, расскажет о личном опыте богообщения, о чудесах, о том, как вера изменила жизнь. Но если завтра все забудется, эти системы верований не восстановятся.
Это не означает, что верующие глупее атеистов. Среди религиозных людей полно блестящих ученых, мыслителей, художников. Дело не в интеллекте, а в подходе к познанию. Одни ищут истину через откровение и веру, другие — через наблюдение и эксперимент. Второй путь кажется мне надежнее.
Наука не отвечает на все вопросы. Есть области, где она бессильна: что такое красота, в чем смысл жизни, как жить правильно, что делать с болью утраты. Но в вопросах устройства мира наука дает проверяемые ответы. И эти ответы не зависят от места рождения и родительских верований.
Сын недавно спросил: "Пап, а вдруг ты ошибаешься? Вдруг бог все-таки есть?" Ответил честно: "Возможно. Не знаю наверняка. Но предпочитаю ошибаться, основываясь на фактах, чем быть правым, основываясь на слухах."
Эта готовность ошибаться, быть неправым, пересматривать взгляды — основа научного мышления.
Уважение без принятия: можно ли так?
Часто спрашивают: "А как же миллиарды верующих? Неужели все заблуждаются?"
Этот вопрос основан на ложной дилемме. Можно уважать людей и их право на веру, не принимая убеждения. Мой сын растет в семье, где никто не навязывает религиозных взглядов, но и не запрещает их исследовать. На вопросы о боге отвечаю честно: "Многие люди верят в это, но я не уверен. Вот что думают верующие, а вот что говорит наука. Подрастешь — сам решишь."
Проблема не в том, что люди верят. Проблема начинается, когда веру выдают за знание. Когда говорят, что молитва лечит рак вместо химиотерапии. Когда запрещают изучать эволюцию в школах. Когда убивают за неправильную веру.
Наука не претендует на абсолютную истину. Говорит: "Вот что знаем сейчас, основываясь на доступных фактах. Появятся новые данные — пересмотрим выводы." Религия часто утверждает: "Это истина, и точка."
Красота неопределенности
Один из самых частых аргументов против атеизма: "Как же ты живешь без смысла? Без надежды на загробную жизнь?"
Честно говоря, не понимаю этого вопроса.
Разве не прекрасно осознавать, что ты — результат четырех миллиардов лет эволюции? Что атомы в теле когда-то были частью звезд? Что способность мыслить и любить возникла из простых химических реакций, но от этого не стала менее удивительной?
Не нужно верить в рай, чтобы ценить каждый день с семьей. Не нужно бояться ада, чтобы быть хорошим человеком. Достаточно понимать: у нас только эта жизнь, только этот момент, только эти отношения.
Держу на руках внучку и думаю не о том, встретимся ли в загробной жизни. Думаю о том, как передать ей лучшее из того, что знаю. Как научить мыслить критически, быть добрым человеком, не бояться неудобных вопросов.
Эксперимент продолжается
Мой мысленный эксперимент с забвением — не просто философская игра. Это тест на прочность для убеждений. Способ понять, что фундаментально в знании о мире, а что — продукт культуры.
Если завтра все забудется, люди снова откроют антибиотики — бактерии все равно будут вызывать болезни. Изобретут компьютеры — логические операции от убеждений не зависят. Выйдут в космос — законы физики останутся теми же. Может, займет тысячи лет, но дорога будет той же.
Но не восстановят христианство, ислам или буддизм в нынешнем виде. Создадут что-то новое, отражающее новый опыт и потребности. И новое может быть не хуже старого — просто другое.
В этом эксперименте нахожу глубокое утешение. Он говорит: есть знания больше нас самих. Которые не исчезнут, даже если мы исчезнем. Математика, физика, химия существуют в самой структуре реальности. Мы их не создаем — открываем.
Друзья иногда говорят: "Но ведь наука тоже ошибается! Помнишь флогистон? Эфир? Ньютоновскую механику?" Правы. Наука ошибается. Но в этом ее сила, а не слабость. Она исправляет ошибки, когда появляются новые факты. Религия обычно объясняет новые факты в рамках старых догм.
Обнаружили, что скорость света постоянна? Физики не стали подгонять под ньютоновскую механику — создали теорию относительности. Открыли ДНК? Биологи не стали защищать Ламарка — приняли современную синтетическую теорию эволюции.
Это показывает разницу между открытием и изобретением. Между картой и территорией.
Я выбираю проверяемые знания. Истины, независящие от случайности рождения. Красоту мира, открывающуюся через понимание, а не веру.
Это не делает меня лучше верующих — просто мой способ ориентироваться в реальности.
Если завтра все забудется, уверен: кто-то пройдет тот же путь к тем же выводам. Истина не зависит от того, кто ее ищет. Она ждет в самой ткани мироздания — терпеливо и неизменно. В этом есть что-то глубоко успокаивающее: знать, что есть вещи больше всех наших споров, страхов и надежд.
Может, именно в этом моя вера — вера в то, что реальность познаваема, что истина существует независимо от желаний, что человеческий разум способен постепенно приближаться к пониманию мира. Это тоже религия — религия любопытства, сомнения и постоянного поиска.
И если завтра все забудется, надеюсь, именно эта религия возродится первой.
